прикоснулся пальцами к его влажным глазам, вокруг которых блестела кристаллизованная соль. Затем кончиками пальцев прикоснулся к своим вискам. Это невероятно, но уже через несколько секунд головная боль действительно прошла.
— Ничего себе лекарство, — с облегчением вздохнул Николай.
— Пользуйся… пока, — вновь заплакал ангел.
— Да чего ты всё плачешь? Случилось чего?
— Тебя жалко, — вытирает слёзы ангел. — Да и себя тоже.
— А чего меня жалеть? — чуть улыбнулся Николай. — У меня всё нормально.
— Помрёшь ты скоро.
— С чего это? — вновь похолодело внутри Николая. — Я не собираюсь помирать, молодой вроде. Поживу ещё.
— Ну, это не тебе решать, — зажал ноздрю ангел.
— Да хватит здесь сморкаться, — хлопнул слегка по маленькой ручке ангела мужчина. — Мы едим за этим столом, а этот сидит и сморкается.
— Этот? — удивившись, убрал руку с ноздри ангел. — Это ты так своего ангела называешь? Этот…
— Так ты что, мой ангел, что ли?
— Ну а чей же ещё… Не кота же твоего, раз с тобой разговариваю. Ну ты, Коля, совсем без мозгов.
— Попрошу не оскорблять, — смутился Николай.
— Ты смотри, обидчивый какой… Да тебе этот стол не понадобится больше. Говорю же, помрёшь ты скоро, — снова заплакал ангел, — и меня не станет.
— А ты-то чего? Тебя-то почему не станет? — не понял мужчина.
— А ты что, совсем не замечаешь, что я ещё меньше стал?
— Действительно, вроде уменьшаешься.
— Ну вот, — вытирает слёзы ангел, — как закончусь, так ты и помрёшь.
— Да нет, — бледнеет Николай, — так не бывает.
— А у вас, у людей всё одна отговорка… Так не бывает. Ангелов нет. Бога нет. Ада нет.
— А что, ад есть?
— Скоро узнаешь, есть или нет, — быстро сморкнулся ангел. — Иди лучше помойся, побрейся, может, успеешь ещё.
— Нет, всё равно не верю. Не может такого быть. А сделать ничего нельзя, чтобы не умирать?
— Раньше надо было думать, — уменьшается в размерах ангел. — Вечно вы в конце жизни начинаете задумываться. Живут, будто бессмертные, а как время приходит…
— А как я жил? — перебил ангела Николай. — Жил, как все люди живут. Чего я плохого делал-то?
— Начинается, — вздохнул ангел. — Тебе жить минута, а ты всё своё… А чё я, а чё я — оправдывается. Нет чтобы покаяться, душу очистить. Ох, люди-люди.
— Да в чём мне каяться? Не понимаю…
— Всё, окончен разговор. Зря я к тебе пришёл. Заметь, именно пришёл, а не прилетел. Посмотри на меня, каким ты меня сделал… А это твоя жизнь. А ведь я трижды тебя спасал в начале твоего пути, когда летал ещё. Ух, каким я был красавцем. Высокий, красивый с голубыми глазами… А крылья… Какие были у меня крылья… на полнеба… И в кого ты меня превратил? Посмотри на меня. Смотри, говорю, чего глаза опустил… Сидит ещё, оправдывается.
— Да я не оправдываюсь, — тихо отвечает Николай. — Извини. Конечно, ты прав. Негодяй я, чего уж там.
— Ещё какой, — вздохнул ангел.
— Согласен. Людей за людей не считал. Судьбы ломал, как орехи щёлкал. Всё власть, будь она неладна. Всё деньги эти проклятые. А может, можно ещё что-то исправить? Ну нельзя мне сегодня умирать…
— Это почему?
— Совещание у меня сегодня, понимаешь.
— А я подумал, что ты всё понял, — грустно вздохнул ангел.
— Да понял я, понял. Я поэтому и говорю, что нельзя мне людей подводить. Очень много на этом совещании от моего слова зависит. Тысячи людей без работы могут остаться. А у них семьи, дети. Вот поставлю подпись, а там уж… Мне ведь немного времени-то надо.
— Так ведь от меня-то ничего не зависит. Я не решаю таких вопросов, — осматривает себя ангел. — Ты смотри-ка, а ведь я перестал уменьшаться. Удивительно, но я действительно не уменьшаюсь. Неужели он тебя услышал…
— Кто?
— Дурак ты, Коля. Глупые у тебя вопросы. Не догадываешься кто?
— Он? — взглянул Николай на потолок.
— Он, — соглашается ангел. — А ведь и правда, остановилось моё исчезновение. Смотри-ка, ни на грамм не уменьшился.
— Так, может, я ещё поживу, не умру? — потекли по щекам Николая слёзы. — Может, мне дадут немного времени хоть что-то исправить.
— Ладно, так и быть, разбужу я твою Верку. Спасу тебя ещё раз. Последний раз.
— Так ведь нет Верки, — вытирает слёзы Николай, — ушла куда-то.
— Спит она… И ты спишь. Инфаркт у тебя. Разбужу твою Верку, может, успеет скорая. Если жив останешься, будет у тебя ещё время кое-что исправить, но не всё, конечно. Многих уже нет в этом мире… Решай здесь свои вопросы… превращайся в человека. Тогда, может, и я ещё полетаю… А? Полетаю?
— Конечно, полетаешь, милый ангел. Ещё как полетаешь. А крылья у тебя будут такие… огромные крылья, да на полнеба крылья… Спасибо, что не оставил меня и дал ещё шанс… Ой, что-то сердце кольнуло.
— Иди уже, ложись к своей Верке, — впервые улыбнулся ангел. — А может, и правда полетаю я ещё. Как же я соскучился по небу. А солнышко тёплое-тёплое… А облака мягкие-мягкие… А ветерок какой… Пёрышки приглаживает. Ну, иди уже, иди, чего стоишь. Улыбается он тут мне.
Вот такой мой домовой
Вы тут хоть чего делайте, ну не понимаю я… Не понимаю я, и всё тут… Почему у всех домовые как домовые, а у меня не пойми чего. Вон у бабушки Маши из пятой квартиры добрейший домовой. Присматривает даже за старушкой, чтобы та, не дай бог, не заболела… Сказки ей на ночь рассказывает. Да что сказки… кашу ей по утрам варит. Не повезло мне с домовым, не повезло. Скажу вам честно, лучше уж одному жить, чем с таким домовым.
Сегодня он опять мне спать не даёт. То крышка от кастрюли по полу катится, то вода в кране сама собой потечёт, то над ухом моим хихикает. Беда просто, а не домовой.
— Ну чего ты опять вредничаешь, — захожу я на кухню и включаю свет, — чего спать не даёшь? Сколько тебе говорить можно, что люди ночью должны спать, иначе заболеют и умрут. Ты что, хочешь, чтобы я помер?
— Да нет, не хочу, — раздался голос за холодильником.
— А чего тогда гремишь всю ночь? Соседи уже два раза мне в стенку стучали. Хочешь, чтобы они милицию вызвали?
— Пусть вызывают. Пусть тебя оштрафуют, — раздался голос из шкафа.
— За что меня штрафовать?
— Потому что ты жадный, — раздался смешок из-под раковины.
— Я жадный? Да я всю пенсию на тебя трачу. Курочек ему через день покупаю.
— Тухлятину ты покупаешь, а не курочек. Берешь просрочку и кормишь меня.
— Конечно, просрочку… Ты же знаешь, что у меня пенсия
